Однако отнюдь не военизированное насилие легитимировало новый режим. Как мы знаем, державам Антанты на какое-то время удалось наладить необходимые военные поставки белым силам на юге России и в Сибири. Как таковая, она является важным ключом к пониманию тех циклов насилия, которые были характерны для многих революционных возмущений в Европе после года. Агенты французских военных и гражданских сил безопасности с момента окончания войны непрерывно предупреждали, что отечественный радикализм субсидируется из русских источников. Кроме того, такой подход позволяет уменьшить роль февраля и октября года в качестве поворотных точек. Вынужденный добывать себе скромное пропитание, работая домашним учителем в семье богатого предпринимателя-еврея, Лозе очень быстро начал сетовать на утрату профессионального престижа, на унижение, испытанное нацией в результате военной катастрофы, и на ту враждебность, с которой его встретили родные после возвращения с полей Великой войны:. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. Начиная от Вейсгаупта-«Спартака» и до Карла Маркса, Троцкого Россия , Белы Куна Венгрия , Розы Люксембург Германия и Эммы Гольдман Соединенные Штаты мы видим непрерывное расширение этого всемирного революционного заговора по свержению цивилизации и переустройству общества на основе остановленного развития, завистливой злобы и невозможного равенства. Начиная с — годов юристы, интеллектуалы и профсоюзные лидеры утратили доминирующее положение в революционной политике левого и правого толка, которое они занимали в довоенную эпоху. Бойцы фрайкора ведут арестованных революционеров по улицам Мюнхена после падения Мюнхенской Советской республики в г. Были ли ему присущи какие-либо характерные мифы или черты, проявлявшиеся в любом окружении и позволяющие объяснить роль этого страха как стимула для консервативной и военизированной реакции?

Закладки сп в пасвалис

Даже во французской Третьей республике, укрепившейся в результате военной победы в Первой мировой войне, в — годах имела место военизированная реакция ультраправых сил на демократическую политику и деятельность Коммунистической партии, названная одним историком «первой волной» французского фашизма. Наконец, военизированное насилие отразилось и на колониальном мире, не в последнюю очередь из-за того, что он тоже находился в силовом поле идеологического конфликта. Более того, еще до Февральской революции поиск предателей и проблема нужды оказались сплетены в один тесный узел с ожиданиями реформ и призывами к ним. Одни только аутсайдеры и маргиналы в рядах СДПГ выступали за радикальную революцию — и главным из них, разумеется, был Карл Либкнехт, сын основателя СДПГ, прославившийся тем, что в году голосовал против военных кредитов, а в году был подвергнут заключению за антивоенное выступление на Потсдамерплац. Военные конфликты в этих спорных приграничных регионах не ослабевали, нередко принимая более нетипичную и порой еще более жестокую форму, чем во время Первой мировой войны, поскольку их участников отныне не «сдерживала» традиционная военная дисциплина. История почти не оставила формальных свидетельств этого унижения, однако сам контекст дает нам массу примеров такого рода. Введение Добровольцы и дезертиры Всадники и атаманы Порядок и насилие Идеологические метаморфозы Оружие эмиграции Контрреволюция как русско-европейское наследие 2. В сравнительном плане эти зарождавшиеся в России институциональные основы военизированного насилия принципиально отличались от тех, которые вскоре начали возникать в других странах Европы, поскольку они отражали массовые представления о том, как новое революционное государство должно решать злободневные проблемы дефицита и распределения, одновременно обеспечивая — в соответствии со всеобщими чаяниями — конструктивный выход народному недовольству. Дополнительным источником подобных взглядов служило широкое международное хождение Протоколов сионских мудрецов.

Дисциплина и подчинение лидеру достигались посредством товарищеских отношений, формировавшихся благодаря добровольному набору новых членов. Однако к тому моменту, когда Либкнехт в последние месяцы войны был освобожден из заключения, ситуация изменилась: большевистский переворот в России сделал «мировую революцию» вполне правдоподобной угрозой, и Либкнехт превратился в персонификацию этой угрозы в Германии.

RAT Za Vreme MIRA PDF | PDF

RAT Za Vreme MIRA PDF

В противоположность армии, члены военизированных организаций нередко имели политические амбиции и называли себя солдатами от политики. В то время как большинство противоборствовавших группировок имело смешанный этнический состав — что было логическим следствием разнородности самой погибшей империи, — тогда, как и сейчас, на роль объекта грабежей и отмщения гораздо лучше подходили реальные или мнимые «чужаки». Как таковая, она является важным ключом к пониманию тех циклов насилия, которые были характерны для многих революционных возмущений в Европе после года. Эти военизированные организации объединяли бывших офицеров, ожесточившихся за годы войны и в некоторых странах озлобленных поражением и революцией, и представителей младшего поколения, компенсировавших нехватку боевого опыта своей активностью, радикализмом и жестокостью, нередко превосходя в этом отношении ветеранов войны. Использовавшиеся при этом методы не слишком отличались от тех, которые практиковались при реквизициях в регионах, не имевших еврейского населения.

Вынужденный добывать себе скромное пропитание, работая домашним учителем в семье богатого предпринимателя-еврея, Лозе очень быстро начал сетовать на утрату профессионального престижа, на унижение, испытанное нацией в результате военной катастрофы, и на ту враждебность, с которой его встретили родные после возвращения с полей Великой войны:. Они назывались «белыми» только вследствие своей яростной борьбы с «красными», скорее оправдывавшей, чем объяснявшей жестокость этих банд, так как в «красные» в данном случае зачислялся самый широкий круг жертв. Истолковывать эти события можно разными способами.

В сравнительном плане эти зарождавшиеся в России институциональные основы военизированного насилия принципиально отличались от тех, которые вскоре начали возникать в других странах Европы, поскольку они отражали массовые представления о том, как новое революционное государство должно решать злободневные проблемы дефицита и распределения, одновременно обеспечивая — в соответствии со всеобщими чаяниями — конструктивный выход народному недовольству. Однако уже к весне года некоторые зловещие тенденции привели к изменению этих «нормативных» представлений о том, как должны функционировать местные советы и другие комитеты. Такая контрреволюционная реакция находила дополнительный импульс в том, как представляли себе большевизм его международные оппоненты из которых лишь немногие в первые годы после войны установили дипломатические отношения с новым государством либо имели о нем точные сведения.

Между двумя этими явлениями, как географически, так и в плане генезиса и источников вдохновения, находилось преимущественно но отнюдь не исключительно этническое военизированное насилие, порожденное борьбой за создание и против создания новых национальных государств и границ в Центральной и Восточной Европе. Причину плохого снабжения искали в продажности и спекуляции, и часть этих обвинений была правдой. К этой теме мы перейдем далее. Эти офицеры отказывались признавать, что крах центральноевропейских империй был вызван военным поражением, и воспринимали революции в Берлине, Вене и Будапеште как невыносимое оскорбление для своей чести офицеров, «не побежденных в бою».

Однако из принадлежащей перу Юлии Айхенберг главы, в которой сравниваются Польша и Ирландия, и из главы о британском военизированном насилии в Ирландии, написанной Энн Долан, следует, что сопоставимые условия существовали и на крайнем западе континента. Русская революция и военизированное насилие Те революции — политические, социальные и национальные, — которые происходили в различных регионах Российской империи с первых месяцев до осени года, могли и не быть насильственными по своей природе.

Страх перед националистическими и коммунистическими восстаниями в колониях начал сказываться на отношениях англичан и французов с их колониальными империями. Бойцы фрайкора ведут арестованных революционеров по улицам Мюнхена после падения Мюнхенской Советской республики в г. Несмотря на наличие обширной литературы, посвященной революции в России, проблема насилия в этот продолжительный период коллективных и индивидуальных мучений по-прежнему привлекает внимание исследователей. Белые, насильственно призывая в свои ряды не желавших воевать за них крестьян, особенно на юге России и на Украине после вывода немецких войск, добились того, что их временные победы обесценивались народным сопротивлением и ростом насилия за линией фронта. Та роль, которую сыграло Верховное германское командование в году при возвращении Ленина в Россию в пресловутом запломбированном вагоне, не говоря уже об угрозе, исходившей от немецких генералов и политиков-националистов, разыгрывавших после войны «катастрофическую» карту предрекая революционный хаос в том случае, если Антанта навяжет стране жесткие условия мира , придавала некоторую убедительность буйным французским фантазиям о большевизме как германском детище. Однако еще до того, как участники Парижской мирной конференции окончательно определились с новым начертанием европейских границ, ветераны войны путем военного и военизированного насилия пытались по всей Центральной Европе создать новые территориальные реалии — «реалии», которые, по их представлениям, не смогли бы игнорировать парижские миротворцы. Или же в данном контексте его реальное значение состояло лишь в том, что оно служило идеологическим оправданием для возникновения в Европе иных, контрреволюционных военизированных организаций? Пропагандистский поток, достигший наибольшего размаха во время всеобщих выборов в ноябре года и в период рабочих волнений, завершившийся недолгой всеобщей забастовкой в мае года, обличал политическую тиранию и социальный развал, принесенный большевизмом в Россию, предупреждая, что теперь тот готов прийти и во Францию в обличье новой континентальной тирании. Оно имело место буквально во всех частях бывшей империи в и годах, особенно на железных дорогах, и наиболее известным его выражением, вероятно, была знаменитая история Чехословацкого корпуса, прорывавшегося из России по Транссибирской магистрали. Многих безземельных батраков — особенно в Венгрии и на неспокойной германской границе — привлекала возможность грабить, мародерствовать, насильничать, вымогать деньги или просто сводить счеты с соседями другой национальности, не опасаясь репрессий со стороны государства. Введение Причины и ход войны Террор как стратегия гражданской войны Заключение V. В реальности, конечно, социал- демократическое руководство давно рассталось с революционными целями, все еще прописанными в партийной программе. Железнодорожные рабочие и администрация на всех уровнях старались скрывать информацию, прятали оборудование и товары и лгали по поводу имеющихся запасов. Теперь более подробно рассмотрим тезисы, лежащие в основе каждого из разделов нашей книги. Хроническая нехватка любых товаров первой необходимости, сотрясавшая экономику страны задолго до февраля года, приняла особенно катастрофические формы в — годах.

Закладки сп в пасвалис

Продолжение кровавой войны вместо немедленного заключения мира служит имперским амбициям и выгодно только промышленникам, получающим военные заказы. То же самое можно сказать о лозунгах «Все на защиту Учредительного собрания! Подобные впечатления нередко складывались и у экс-офицеров в соседней Баварии. Отчасти под воздействием пропаганды, отчасти же являясь подлинным источником беспокойства для тех, кому было что терять, кроме своих цепей, большевизм быстро стал синонимом расплывчатых угроз и скрытых врагов, стремившихся к ниспровержению послевоенных европейских обществ. Между тем в белой России занятие «большевистских» сел и городов сопровождалось пароксизмами свирепой ярости, особенно по отношению к «жидобольшевикам». Страх перед революцией имел своим следствием авторитарные меры — от усиления полиции до чрезвычайного законодательства, — но также и контрмобилизацию правых сил, порождавшую собственных харизматических вождей и апокалиптические видения. С тем же самым можно было столкнуться в Будапеште и Мюнхене. Начиная с — годов юристы, интеллектуалы и профсоюзные лидеры утратили доминирующее положение в революционной политике левого и правого толка, которое они занимали в довоенную эпоху. Поскольку перемирие, заключенное между державами Антанты и Германией 11 ноября года, не оговаривало точных размеров территориальных потерь, немецкие, польские и прибалтийские военизированные группировки немедленно попытались силой перекроить границы в свою пользу см. Как мы знаем, в верхних слоях общества требование поставить во главе страны «ответственных» лидеров сочеталось с надеждой на то, что передача власти от изолированного и чрезмерно централизованного самодержавного режима осведомленным и компетентным деятелям на местах предотвратит дальнейший экономический, а соответственно, и военный коллапс. На вооружение была взята также одна из фундаментальных, как впоследствии выяснилось, мутаций антибольшевистской мифологии, а именно готовность белых русских эмигрантов приплетать свой давний врожденный антисемитизм к животной ненависти, испытывавшейся ими к революции, изгнавшей их из родной страны. Эти офицеры отказывались признавать, что крах центральноевропейских империй был вызван военным поражением, и воспринимали революции в Берлине, Вене и Будапеште как невыносимое оскорбление для своей чести офицеров, «не побежденных в бою». Июль года, казалось, подтвердил наихудшие страхи в отношении большевистских жестокостей, когда прямо в здании посольства был убит германский посол в Москве граф Мирбах.

Затем беглецы создавали свои собственные, независимые «партизанские» отряды, сражавшиеся «против всех». Тем не менее именно радикализация политики во время мировой войны и после нее объединила эти конкурировавшие движения и доктрины в общеевропейский идеологический конфликт. Истолковывать эти события можно разными способами.

Так, большевистская партия отличалась неограниченной готовностью к классовой войне, ожесточенной антицерковной политикой и поражавшей многих европейцев способностью мобилизовать уставших от войны солдат, рабочих и прочих своих сторонников в ряды массовой армии, умевшей если не претворять в жизнь партийные цели, то по крайней мере защищать достигнутое. С русской революцией было связано контрреволюционное движение, зародившееся как ответ на поражение в Первой мировой войне и радикализацию левых сил на большей части Центральной Европы, а также в Италии. Усталая толпа беспорядочно накатывала вслед за флагом.

Завершение Первой мировой войны не сразу принесло мир в Европу. Гусарский офицер Миклош Козма, вернувшийся в Венгрию с фронта поздней осенью года, стал одним из многих ветеранов войны, которых «приветствовали» буйствовавшие толпы, выкрикивавшие оскорбления в адрес возвращавшихся войск, а также простые солдаты, с кулаками набрасывавшиеся на своих офицеров. Различная судьба балканских национальных проектов той эпохи победа государств Малой Антанты — Чехословакии, Румынии и Югославии, и в первую очередь победа сербского максимализма; «национальная катастрофа» в Болгарии задавала геополитический контекст, в котором «побежденные» могли в своих притязаниях на суверенитет или на создание ирредентистского варианта нации сделать долгосрочную ставку на военизированное насилие или террор. На плакате, использовавшемся французскими промышленниками во время антибольшевистской кампании года, были представлены «три элемента производства — труд, капитал и способности», буквально взрывавшиеся от факела большевика- саботажника, тем самым показывая, что «Франция скатится в разруху, если допустит у себя большевизм» рис.

До того момента, как сами большевики, приведенные в октябре к власти своими собственными «военно-революционными комитетами», взяли на себя ответственность за решение этих проблем, идеология попирала обстоятельства только как обещание перемен к лучшему, а не как формализованная система власти. Во всех этих отношениях ранний большевистский режим ни в каком традиционном смысле слова не был «русским». Отчасти под воздействием пропаганды, отчасти же являясь подлинным источником беспокойства для тех, кому было что терять, кроме своих цепей, большевизм быстро стал синонимом расплывчатых угроз и скрытых врагов, стремившихся к ниспровержению послевоенных европейских обществ. Большевизм, представляющий собой непосредственное и полное выражение принципов марксистского социализма — классовой борьбы, обобществления средств производства и [насаждения] коммунизма путем ликвидации частной собственности, — впервые в мировой истории стал в России предметом поразительного эксперимента. Военизированное насилие, этничность и крах империй Если большевистская революция и последовавшая за ней Гражданская война в России порождали страхи перед европейской классовой войной, то идея создания этнически однородных национальных государств оказалась не менее революционным принципом и важным источником военизированного насилия во многих регионах Европы после окончания Первой мировой войны — особенно там, где имелось противодействие со стороны империй и династических монархий или других национальностей, находившихся в большинстве.

Военизированное насилие очевидным образом воспроизводило само себя, ширясь с каждым последующим инцидентом, подражавшим и дававшим ответ предыдущему. Введение Причины и ход войны Террор как стратегия гражданской войны Заключение V. То же самое можно сказать о лозунгах «Все на защиту Учредительного собрания! Здесь, как и повсюду, расправы с «комиссарами», которых сжигали или варили заживо, заражали бессердечием даже тех, кто неохотно участвовал в кровопролитии, так же как изнасилования превращались из жестокого преступления в «доказательство мужественности», укреплявшее групповую «солидарность», — как всегда происходит в подобных обстоятельствах.

Введение Поражение, революция и территориальная ампутация как причины брутализации Проявления насилия Наследие контрреволюционного насилия Заключение IV. Демобилизация и дезертирство мало кого делали героями. Подобные впечатления нередко складывались и у экс-офицеров в соседней Баварии. Более того, еще до Февральской революции поиск предателей и проблема нужды оказались сплетены в один тесный узел с ожиданиями реформ и призывами к ним. Мы предлагаем решать этот вопрос, исходя из трех важных аспектов рассматриваемого насилия. Так, большевистская партия отличалась неограниченной готовностью к классовой войне, ожесточенной антицерковной политикой и поражавшей многих европейцев способностью мобилизовать уставших от войны солдат, рабочих и прочих своих сторонников в ряды массовой армии, умевшей если не претворять в жизнь партийные цели, то по крайней мере защищать достигнутое. Определяющую роль в данном случае, по-видимому, все же играло ожесточение социальных отношений, вызванное самой революцией, поскольку наибольшее распространение имело взаимное и локализованное насилие с участием простых людей, не обязательно осуществлявшееся во имя той или иной высшей цели.

В то время как мощный импульс многим из этих движений дали последующие события — и в первую очередь Великая депрессия, — своими корнями они зачастую восходили к потрясениям непосредственно послевоенного периода. Лидеры военизированных отрядов утверждали, что насилие способно очищать, исправлять и возрождать людей и национальный менталитет. Страх перед националистическими и коммунистическими восстаниями в колониях начал сказываться на отношениях англичан и французов с их колониальными империями. В Германии очевидная угроза революции в течение долгого времени находила воплощение в лице Социал-демократической партии СДПГ , крупнейшей германской партии в рейхстаге накануне Первой мировой войны, при этом хранившей по крайней мере в теории преданность идее о революционном свержении капитализма и устоявшихся политических структур. В каких бы формах она ни проявлялась, политика очистки сообщества от вредных элементов была заметной чертой крестьянских фантазий, пролетарских амбиций и бюрократических моделей национального сообщества.

Закладки сп в пасвалис

В этом смысле целью данной книги является переосмысление одного из наиболее важных путей из числа тех, что вели от военного насилия к относительному спокойствию второй половины х годов. Рабочие ожидали, что смена режима приведет к повышению зарплаты и покончит с очередями за хлебом. Методы, при помощи которых эти идеи чисток претворялись в жизнь военизированными движениями, во многом зависели от контекста, в котором те действовали, но в первую очередь — от кризисов государственной власти и обострения межобщинных взаимоотношений в условиях военных конфликтов и экономических изменений. Когда британская делегация на Парижской мирной конференции в конце марта года изменила свою позицию по отношению к Германии и начала призывать французов к большей умеренности, Ллойд Джордж обосновывал такой поворот заявлениями о том, что Германия при новом левоцентристском правительстве преодолевавшая послевоенную анархию и осуществлявшая постепенную изоляцию более радикальных рабочих и солдатских Советов должна стать оплотом против большевизма. Между тем в белой России занятие «большевистских» сел и городов сопровождалось пароксизмами свирепой ярости, особенно по отношению к «жидобольшевикам». Где бы ни шла борьба между красными, белыми, «зелеными», «черными» и течениями промежуточных оттенков, она была невообразимо жестокой, безжалостной, лишенной всяких нормативных моральных ограничений и «зверской» в самом банальном смысле этого слова. Почувствовав, что бледнею, я собрался и приказал себе: «Смирно! Необходимость очистить сообщества от «чужеродных» элементов и искоренить тех, кто вредил благополучию сообщества, также носила практический характер и требовала применения насилия, что ярко иллюстрируют десятилетия после года. Большевики сперва должны были монополизировать право на насилие, что и стало первоочередной задачей ЧК. Даже сейчас, спустя почти сто лет, в постсоветской перспективе, кровавые последствия русской революции воспринимаются исследователями как признак врожденной деструктивности утопического интернационализма, а также личного стремления Ленина к власти. В случае итальянских фашистов подобные силы захватили власть в году и приступили к перестройке государства. На этих территориях спираль насилия также принципиально коренилась в неразрешимой задаче восстановления контроля над производством и распределением — контроля, отвечавшего материальным и эмоциональным потребностям и в то же время обеспечивавшего хоть какую-то безопасность. Были также случаи, когда борьба за формирование нации и достижение независимости включала сильный идеологический компонент который был особенно заметен во время гражданской войны в Финляндии, а также в Балтийских государствах. В среде солдат, из-за производственных и транспортных проблем с года вынужденных ходить в отчаянные атаки на вражеские позиции без адекватного вооружения и боеприпасов, нарастала ненависть как к офицерам-«аристократам», отдававшим им приказы, так и к режиму, его системе и его ценностям вообще. Вследствие ли массового восстания, заговора или сочетания того и другого революция вошла составной частью в государственную систему Советской России, получив неслыханные за столетие с лишним размах и мощь. Но она также влекла за собой возможность мобилизовать тщательно отрепетированный ответ на революционный заговор, знакомый по демонологии XIX века. Отличительной чертой этих новых движений было их появление после завершения столетнего периода, в течение которого национальные армии стали нормой, а современные полицейские силы, уголовные кодексы и тюрьмы способствовали полному закреплению мало кем оспаривавшейся монополии на насилие в руках государства. Именно на нее полагался новый режим во время Гражданской войны и войн с соседями в первую очередь с Польшей. Однако по большому счету наднациональный характер российских гражданских конфликтов противоречил самому понятию национальных границ и всему тому, что они подразумевали. Переход к новым формам массовой политики, затронувший большую часть Европы и связанный с избирательными реформами х годов и с возникновением массовых движений, опиравшихся на идеи демократизации, социализма и национализма, надолго изменил европейскую политику и интеллектуальные дискуссии. Эти жертвы нуждались в объяснении. Об этом дает представление краткий обзор мер, замышлявшихся французами в — годах. Конкретная цель этих мер состояла в том, чтобы вручить лицам, непосредственно связанным с производством, распределением и ситуацией на фронте, полномочия на рассмотрение неотложных местных проблем и, соответственно, на их эффективное решение. Отвечая на вопрос о смысле, следовало как-то оправдывать чудовищные потери, лишь возраставшие по мере продолжения мировой войны и последующего кровопролития.

Вследствие ли массового восстания, заговора или сочетания того и другого революция вошла составной частью в государственную систему Советской России, получив неслыханные за столетие с лишним размах и мощь. Русская революция и военизированное насилие Те революции — политические, социальные и национальные, — которые происходили в различных регионах Российской империи с первых месяцев до осени года, могли и не быть насильственными по своей природе. Военизированное насилие по-прежнему коренилось в таких дополнявших друг друга условиях, как дефицит материальных благ и чувство нужды и лишений, находя выражение в действиях местных советов и комитетов, все менее успешно пытавшихся ответить на запросы и побуждения своих избирателей.

Напротив, в Западной Европе, несмотря на выдвигавшиеся консервативной печатью и правыми организациями во Франции и в Великобритании резкие заявления о большевистском заговоре который, по мнению Morning Post, был причиной забастовки Тройного союза британских профсоюзов в году, а по мнению французских газет — причиной всеобщей забастовки, произошедшей в том же году , власти заняли более взвешенную позицию и старательно проводили грань между местными воинствующими профсоюзами и отечественным социализмом, с одной стороны, и реальной угрозой, исходившей от русского коммунизма, с другой. В те же годы — в ответ на основание Коммунистической партии Великобритании, «потерю» Южной Ирландии и рабочие волнения, кульминацией которых стала Всеобщая забастовка года, возникла малочисленная организация британских фашистов. Якобы еврей что было неправдой , он воплощал в себе все то, чего боялись средние и высшие классы: позабывший свое место городской пролетариат, выпущенных из тюрьмы уголовников и, наконец, беспорядки и «мировую революцию».

Где бы ни шла борьба между красными, белыми, «зелеными», «черными» и течениями промежуточных оттенков, она была невообразимо жестокой, безжалостной, лишенной всяких нормативных моральных ограничений и «зверской» в самом банальном смысле этого слова. Различные версии последней, с окровавленным ножом, зажатым в зубах, одновременно появились во Франции и в Германии. Демобилизация и дезертирство мало кого делали героями.

Редакторы данной книги хотели бы, пользуясь случаем, выразить благодарность этим организациям. Эта угроза приняла воображаемую форму жестокой и нередко безликой толпы, нападающей на буржуазные понятия класса, собственности — и пола. В то время как расширение размаха «формальных» боевых действий между красными, белыми, «зелеными» и прочими силами вело к экспоненциальной эскалации насилия, его корни все равно скрывались в антагонистических и репрессивных потребностях индивидуумов и коллективов, боровшихся за выживание. Даже определение «традиционные» нуждается здесь в некотором уточнении. Анархизм, движение за создание рабочих и солдатских советов в его различных проявлениях , шумные демонстрации рабочих, заполнившие собой улицы, ожесточенный феминизм и революционные беспорядки наподобие тех, что охватили Мюнхен в начале года при Курте Эйснере и Эрнсте Толлере, — все это могло стать «большевизмом» в глазах тех, для кого любая угроза социальному строю или законной власти уже переворачивала мир вверх ногами. Военизированное насилие на истерзанных балканских землях, осуществлявшееся сербскими, греческими и болгарскими «комитаджами» — партизанами, боровшимися против турецкого владычества, — стало провозвестником тех форм политического насилия, которые возобладали по всей Восточной и Центральной Европе после года. Однако романтические фантазии о воинской славе были не единственной причиной для вступления в военизированные формирования. Оно имело место буквально во всех частях бывшей империи в и годах, особенно на железных дорогах, и наиболее известным его выражением, вероятно, была знаменитая история Чехословацкого корпуса, прорывавшегося из России по Транссибирской магистрали. Хроническая нехватка любых товаров первой необходимости, сотрясавшая экономику страны задолго до февраля года, приняла особенно катастрофические формы в — годах. Где бы ни шла борьба между красными, белыми, «зелеными», «черными» и течениями промежуточных оттенков, она была невообразимо жестокой, безжалостной, лишенной всяких нормативных моральных ограничений и «зверской» в самом банальном смысле этого слова. Однако военизированные формирования имеют гораздо более давнюю историю. К спирали нужды и лишений прибавлялся порочный круг унижений и принудительных перемещений, сотрясавший группы российского населения, подвергшиеся насилию. Адриен Баррьер, г. Герварт, Д. Поэтому при описании и понимании российского насилия того периода, возможно, было бы полезно говорить о его особом военизированном аспекте именно в смысле искажения и извращения «традиционных» видов насилия, хотя эти извращения сами по себе коренились в той угрозе, которую представляла собой большевистская революция для традиции в послевоенной Европе. Исходя из того, что страх перед большевизмом был в той же мере порождением тех, кто ощущал его и потакал ему, как и реалий Советской России, что мы можем сказать о тех формах, которые он принимал? В ретроспективе представляется, что непреднамеренные последствия этих событий были абсолютно предсказуемыми и столь же неизбежными. Женщины, выпрашивавшие еду для себя и жизнь для своих детей, представляли собой людскую слабость в ее предельном выражении.